Начало ХХ века для Москвы выдалось непростым. Чуть раньше, в 1896 году трагедия на Ходынке ознаменовала восшествие на престол последнего русского царя. К.Бальмонт в одном из стихотворений напророчил: "Кто начал царствовать – Ходынкой, то кончит – встав на эшафот". Чуть позже, в 1905 году в соседнем Питере случилось Кровавое воскресенье. Отголоски донеслись и до Москвы. И пошло-поехало. Все больше москвичей из семей рабочих и крестьян посещают закрытые заседания большевиков, устраивают стачки, борются за свои права. Все больше аристократов покидают свои особняки и рвутся за границу. Массовый отъезд интеллигенции и особ высшего света начнется позже, когда раскатистой волной пронесется по московской земле революция. Но и сейчас ситуация такая напряженная, что кажется, малейший толчок – и может вспыхнуть восстание.

1900 год – это такая своеобразная черта. Закончилась эпоха Москвы размеренной, рассудительной, по-купечески благодушной. И началась скачка, гонка за временем и событиями. Темп жизни вырос в несколько раз. Теперь все происходило быстрее, стремительнее.

Новый год москвичи предпочитали встречать в ресторанах. В газете "Русское слово" описывается такая новогодняя вечеринка: "Присутствующие чуть не потопили новорожденного (имеется в виде новый год) в море шампанского. И чуть не оставили его глухим, потому что громко играли оркестры, дамы визжали, а мужчины громыхали здравицами".

Московское "общество" весьма консервативно относилось к выбору ресторанов. В "Эрмитаже" и "Славянском базаре" собирались промышленные тузы и олигархи "нового разлива", "Метрополь" облюбовали завсегдатаи скачек и спортсмены, в "Праге" гуляли военные и юристы, а актеры предпочитали ходить в "Бар", который размещался в Неглинном переулке.

Но главным событием для высшего общества являлся Предводительский бал, куда допускались только люди "голубых кровей". Специальная комиссия тщательно фильтровала приглашения, рассылая их только избранным из избранных. Получить билет на Предводительский бал считалось высшим знаком почета.

Но постепенно и эта традиция отживала. Аристократов становилось все меньше, и к 1910 году предводительский бал уже был открыт для всякой публики: танцевали купчики и разночинцы, дамы полусвета откровенно заигрывали с офицерами.

То же творилось и с маскарадами. Бывшие некогда утехой дворянства, маскарады теперь – настоящая лотерея. Здесь можно было встретить и портниху, и прачку, и служанку, и графиню, и мелкого служащего, и предводителя дворянства.

После встречи Нового года следовала череда развлечений, которая тянулась вплоть до Масленицы. Потом – строгий пост. После Пасхи Москва пустела, потому что все, кто мог, отправлялись на дачи, студенты и актеры уходили "на вакации".

Оживала Москва с наступлением сентября. В театрах открывался новый сезон, в школах, гимназиях и университетах начинались занятия, возобновлялась общественная жизнь. И так до декабря. А там – опять Новый Год, и круг замыкался.

Говоря о быте, стоит упомянуть, что жизнь москвичей стала намного комфортнее. Многие дома уже имели водопровод и электричество, телефон стал делом привычным. Канализация была проложена, правда пока только в центре, в районе Садового кольца. Но Москва строилась и росла. Последняя всероссийская перепись населения 1897 года показала, что в Москве проживает уж свыше миллиона жителей. Спешно осваивались пустыри на окраинах, росли новые районы.

Несмотря на огромный штат дворников (на каждый дом приходилось по 2-3 дворника), московские улицы не отличались чистотой. Урн не было, а огромное количество лошадей оставляли после себя горы навоза. Летом в воздухе носилась пыль, потому что улицы поливали только в центре. Зимой было лучше: снег скрывал всю грязь, укутывая белоснежным одеялом дома и деревья, купола церквей и крыши домов. Снег не счищали, так как для хода саней он был необходим. А тротуары посыпали золой или песком.

А еще на Московских улицах была проблема, если не с наводнениями, то с неразвитой системой водостоков после обильных летних дождей, когда хлынувшая ливнем вода скапливалась разлившимся половодьем на старых улицах города.

По Москве уже бегали трамваи, разливая свои перезвоны по центральным улицам. Шуршали мимо немногочисленные автомобили, которых на то время в Москве насчитывались единицы. Основной транспорт – гужевой: пролетки и телеги, ломовики и лихачи. Зимой телеги меняли на сани. Но пробки существовали уже тогда!

Московская публика теперь представляла собой пеструю смесь из аристократов и кадетов, офицеров и купцов, рабочих и торговцев, прислуги и официантов, нищих и калек. Сословную принадлежность можно было распознать не только по манерам, но и по одежде. Если для женщин особого устава, кроме парижских журналов мод не существовало, то практически все мужчины одевались согласно форменному порядку.

Каждое учебное заведение имело свою форменную одежду, офицеры ходили исключительно в военном, чиновники облачались в форменные сюртуки с петлицами и фуражки с кокардами. Мелкие служащие носили воротники-стойки. А простой люд одевался в суконную поддевку, картуз и сапоги-гармошки. Без головного убора не ходили даже летом.

Купить одежду можно было в специальных магазинах. Дорогие товары предлагались в магазине "Мюс и Мерилиз" – будущий ЦУМ и в крупных пассажах. Один из наиболее известных – Верхние торговые ряды – будущий ГУМ. 

Самые большие рынки были на Сухаревской и Смоленской площадях – здесь торговали всяким старьем. На Болотном рынке продавали овощи и фрукты, а на Трубной площади работал зоорынок.

Продукты предпочитали закупать в лавках и магазинах, которых было множество на любой улице. Продукты часто отпускались в кредит. Долги записывались в специальной "заборной" книжице.

Кроме магазинов продукты продавались и с лотка. Лотошники наводняли московские клочки с раннего утра до поздней ночи. У них можно было купить фрукты, арбузы, битую птицу, рыбу.

Но больше всего продуктов было на знаменитом Охотничьем ряду, который великолепно описан у Гиляровского. Также существовали и элитные продуктовые магазины: от Громова, Белова, Елисеева. Ассортимент в них был побогаче, но и цены завышались непомерно. Та же селедка, которая на рынке шла по 3 копейки, у Елисеева стоила все 30. Зато здесь продавались деликатесы: икра и апельсины, ананасы и дорогое шампанское.

Нельзя забывать о том, что такая благодушная и сытая жизнь Москвы существовала за счет труда многочисленных рабочих и прислуги, извозчиков, приказчиков, дворников и официантов, швейцаров и сапожников. 

Приехавшие в Москву в надежде заработать, эти люди очень скоро теряли в миллионном населении города.  Хорошо, если к старости удавалось скопить хоть какие-то гроши, чтобы вернуть в родную деревню. Большинство же, покинув службу, ударялись в нищету и бродяжничество. Нищих в Москве начала ХХ века было невероятное количество. А еще воровали: безбожно и повсеместно.

Были и районы с повышенной преступностью, например, Хитровка и Цветной бульвар – районы, куда было страшно заходить даже при свете дня. Здесь было "дно" московской публики: воры, грабители и дамы легкого поведения. Эти районы замечательно описал Б.Акунин в своем романе "Смерть Ахиллеса".

Такова была Москва начала ХХ столетия – с неимоверным контрастами и чудовищными гримасами большого города, учившаяся жить в ногу со временем, обильная и нищая одновременно.