1920-е годы – период перелома в сознании многих людей. Особенно подвержена была поиску нового молодёжь 20-х годов. Поиски касались политической и культурной жизни, морали и быта. Как следует жить молодому человеку, строящему коммунистическое будущее, далёкому от мещанских пережитков?

Можно ли, к примеру, ставить цветы в комнате? Вопрос может показаться смешным, но в 20-е годы ХХ века подобные вопросы постоянно поднимались на комсомольских собраниях наряду с такими актуальными для тех времён вопросами, как допустимость использования помады девушкой-работницей или возможность ношения галстука и шляпы комсомольцем.

В это время в одном из журналов вышел рассказ Ветка сирени, посвящённый проблеме мещанских предрассудков. Конфликт в произведении завязался вокруг веточки сирени, которую поставила девушка в стеклянную банку… Девушка строила новый быт, как и её товарищи, но вот появился у неё в комнате этот цветок – и моральный облик героини был поставлен под сомнения. Начались споры и проработки вопроса на собраниях: имеют ли право комсомольцы на подобные излишества? Нет ли тут чего мещанского или, того хуже, буржуазного?

А ведь веточка сирени стояла даже не в вазе! В обычной банке…

Автор рассказа делает в итоге вывод, что комсомолу ветка сирени – не помеха. И что жилые помещения надо облагораживать, стремиться к созданию эстетики в интерьере. В разумных рамках, разумеется. В рамках строгой и светлой красоты, без вычурности и пошлости.

Этот вывод был полемичен для 20-х годов. Не все комсомольцы были готовы даже на такие компромиссы. Суровый быт, минимум необходимого – таким представлялся многим молодым людям идеал обыденной жизни.

Если в рассказе над героиней нависла угроза остракизма из-за ветки сирени, то какому же моральному осуждению подвергались все рюшечки, занавесочки и прочие мещанские радости!

Старшее поколение не было готово к такому слому традиций. Родители большинства этих комсомольцев жили по традициям старой Москвы, когда в каждом доме старались накопить для дочери достойное приданое. Пусть не десять сундуков, пусть один – но чтобы новая семья была обеспечена всем необходимым. И в семьях начинался порой настоящий бой молодёжи против подушек и посуды! А уже столовое серебро, если было припрятано к свадьбе родителями, вообще тянуло на буржуазный демарш…

В романе, посвящённом отправке москвичей-комсомольцев на строительство Комсомольска-на-Амуре в начале 30-х годов ХХ века, одна из героинь оставляет в Москве, как совершенно ненужное, всё приданое – подушки, ткани, ложки, тарелки… Довольно объёмное, долгими годами копившееся небогатой матерю приданое. Мать отказывала себе во всём необходимом, а дочь бросает всё это добро, уезжая строить новую жизнь – сначала в шалаше, потом в холодном бараке…

Таков был идеал юношества в 20-е и в начале 30-х годов. Потом эти молодые люди повзрослели. И постепенно начали обзаводиться собственным хозяйством… Ложками, тарелками, подушками. А советская промышленность стала производить для сирени и других цветов вазы – торжественные, ампирные. Начиналась уже совсем другая эпоха – когда жить стало лучше, жить стало веселее, и пролетарский аскетизм стал постепенно уступать место одобряемом обществом комфорту.